Начало
Вот мы и переехали с Маняшей в другое место — в отделение для недоношенных детей больницы № 5.
В роддоме сегодня была праздничная суета из-за большой выписки: порхали накрашенные мамочки, на бегу инструктируя мужей по мобильному, а медсестры демонстрировали друг другу подаренные букеты.
Мы с Володей молча сидели на скользкой кушетке в коридоре и ждали машину детской реанимации. Я вспоминала, как заворачивала медсестра в день выписки Дашу — как произведение искусства! А Машу упаковали в памперс, распашонку, пеленки и одеяло, словно на соревновании по гражданской обороне — за несколько секунд, прямо на реанимационном столике с проводами: наша девочка не может самостоятельно дышать дольше семи-десяти минут, и поэтому доехать до больницы нужно очень быстро. Врач со «скорой» взяла в руки Машу и нырнула в свою машину, мы прыгнули в папину и помчались следом. В день 33-летия бракосочетания моих родителей это выглядело, как кортеж.
…Новая клиника производит впечатление разваливающейся земской больницы. По сравнению с ней роддом выглядел, пожалуй, как берлинский госпиталь «Шарите».
Наш лечащий врач, Наталья Николаевна С. — немолодая суровая женщина в затемненных очках, очень похожая на фронтового врача. Во всяком случае, именно так я фронтового врача-женщину представляю — сухощавой, немногословной, с цепким взглядом, отдающей быстрые распоряжения медсестрам.
Только что она беседовала со мной и заполняла «Историю болезни». Ситуация на самом деле жуткая: двусторонняя пневмония, которую подтвердил рентген, рост стафилококка, который может дать гнойники в легких, а лечить их труднее, чем пневмонию, гипоксия мозга, обусловленная тем, что кесарево сечение было экстренным и гормонально не подготовленным, кровоизлияние в мозг (причина — гипоксия и слабые кровеносные сосуды рано родившегося младенца), недоношенность первой степени, отсутствие необходимых рефлексов, мышечная вялость и угнетенное состояние…
…На новом месте Машу снова подключили к кислороду, она непрерывно стонет… Но где-то во мне мощной железобетонной стеной растет уверенность, что все будет хорошо. На больничном стенде «Дети — наше будущее» — фотографии здоровяков трех-четырех лет с подписями 0,900; 1,200; 1,600… Такими они родились, но справились с первой в жизни проблемой. А в этой больнице им здорово помогли.
Маняша выкарабкивается, я вижу это по более активным сосательным движениям губ (во рту установили пищевой зонд) и по трем миллилитрам молока, которые она усваивает и не «воспроизводит» обратно.
Девчата в палате говорят, что больница хорошая, врачи очень опытные (по 30 лет стажа), медсестры старательные. Некоторые мамы лежат уже больше месяца, кто-то готовится к выписке, заканчивает малышовый курс массажа и витаминных уколов. Наташа Ф. твердит мне (или себе?) банальную вещь, что в каждой ситуации надо находить что-то хорошее. Интересно, смогу ли я найти хоть что-то хорошее в нынешней раскладке?
…Во-первых, мы с Маняхой все-таки живы.
…Во-вторых, мы с Володей сразу и невероятно сильно прикипели к нашей малышке.
… В третьих, Маняшин день рождения будет во время золотой октябрьской осени, а не в промозглом ноябре, когда она должна была родиться.
…И, наконец, такие испытания хорошо вправляют мозги по поводу главных жизненных ценностей.
Сейчас я сижу в огромной безлюдной комнате с арочными сводами — «материнской палате», заставленной железными кроватями. Здесь живут мамочки, которым еще не разрешено быть постоянно со своими детьми. Малышей держат на капельницах, уколах и кислороде на сестринских «постах», в стерильных боксах. Моя Маша лежит на посту № 10.
Народ разбежался по домам, нацедив молока на ночные кормления. Медсестры предлагали уйти домой и мне, но я не могу об этом даже подумать: кажется, что если меня не будет рядом, Маше некому будет помочь.
Девчонки, смешные, жалуются, что их детишки кушают мало: «всего по 50 мл» при норме 60 мл за кормление. А наша Маняша — всего три. Но, как сказала Т.Н., можно начать и с трех…
Кстати, в истории болезни, которую сегодня при мне заполняли, записано в первый раз — Марья Владимировна Королёва!
Уже 19 октября… В материнской палате тепло, а за окном холод, серый асфальт, мокрый ковер из облетевшей листвы. Из души постепенно уходит панический страх, остается лишь беспокойство.
Маша лежит в своем боксе, полностью завернутая в пеленку. Можно разглядеть лишь пухлое отекшее личико, а цыплячьи ручки-ножки и впалая грудь не видны.
Постепенно мы прибавляем в молочной дозе. Вчера врач назначила Манюне девять миллилитров молока. Правда, другие недоношенные детки поступают сюда уже из роддома с 15-20 миллилитрами, но ничего, наберем. Главное, что усваивает все больше!
Вчера в больницу Володя привез Дашеньку. За страшные десять роддомовских и несколько больничных дней я почти забыла о существовании старшей дочери, а вчера словно эмоционально раскрылась и поняла, вернее, ощутила, что у нас теперь две лапоньки.
Дашутка после разлуки показалась мне очень хорошенькой и повзрослевшей. В больничном коридоре она льнула ко мне и каждую минуту спрашивала: «Мам, ну когда ты приедешь?.. Мам, ну когда тебя отпустят?.. Мам, покажи мне сестренку…» Мы пообщались с ней минут десять, а потом я по телефону рассказала ей сказку про сердитого бобра, который всем строил домики, правда, перед этим сильно побурчав. Интересно, догадался ли четырехлетний ребенок, что бобра я срисовала с нашего деды?
После расставания с Дашей на душе опять тяжело. Но хорошо помогает местная психотерапия — болтовня с девчатами-соседками. Оказывается, пневмония, стафилококк, гипоксия и кровоизлияние почти у всех здешних малышат. Пневмония развивается из-за того, что легкие у ребенка в момент рождения не полностью раскрыты, в них скапливается мокрота, и начинается бактериальный процесс. Уже о многом мне нарассказывали более опытные мамочки «недоносочков» — так называют малышей некоторые дежурные медсестры. Оказывается, что обычная врачебная практика здесь — напугать матерей в начале лечения, что в первые три дня все мамы ходят с опухшими от слез лицами, а потом потихоньку, помаленьку… С особым напором меня убеждали, что недоношенные детишки восстанавливаются к школе, хотя до нее много болеют и не всегда посещают садик.
В общем, поводов для размышлений много, пойду на прогулку с Володей, и если здесь я только слушаю, то там выговорюсь. Кроме Володи, никого из родных и знакомых не хочу видеть. Только он знает, что я чувствую, и, самое главное, понимает. Наши прогулки в близлежащем голом парке, в холод, под дождем, будут всегда вспоминаться как иллюстрация к серым больничным дням. Вчера мы ушли так далеко, что обратно — сцеживать же пора свои три миллилитра! — гнали на такси.
Сегодня я отключилась в 16.30 под громкую болтовню девчонок и яркий люминисцентный свет. После стресса роддома сон нарушен, как у новорожденной. Меня разбудили в 17.15, чтобы сцеживаться. Лена, которая с трудом меня растолкала, испугалась выражения моего лица — по ее словам, какого-то дикого, с ужасом во взгляде. Я не стала никому объяснять, что это результат ночных бдений в роддоме, когда я боялась уснуть и пугалась любого врача, который мог принести плохие вести.
Разговорилась с незнакомой «ночной» медсестрой, вышедшей из отпуска. Она пожилая уже, очень дотошная. Сетовала на то, что в прошлые годы не было такого вымогательства с больных: в больницах были все лекарства, иглы, да и еда у кормящих мам была замечательная.
Я прокомментировала:
— Надо, чтобы у какого-нибудь большого начальника здесь побывал внук или внучка.
Она только вздохнула:
— Недавно был такой ребенок… Главврач больницы, наоборот, сразу велел обеспечить ребенка и маму всем необходимым. Откуда им знать, что в больнице даже необходимого нет?
…Сегодня выписывают домой Таню-соседку с орущими близнецами. Смешно, она целый день ругается, вместо того чтобы радоваться. Оказывается, у ее мужа было полтора месяца на то, чтобы подготовиться дома к их приезду, а он ничего не сделал и ничего не купил. Только сейчас зачем-то бросился перестилать линолеум, а еще начал грозиться уйти к брату, потому что к Тане на подмогу приезжает мама, его «любимая» теща.
Бывает, что живешь вроде нормально, но не чувствуешь ни горя, ни радости, как холодная лягушка на болоте. А в старой больнице каждый день маленькое счастье: Маняшка сегодня усваивает уже 15 миллилитров молока (это значит, меньше интоксикация), у нее «неплохой гемоглобин» (слова лечащего врача), меньше хрипов и мокроты, не так западает грудина, наша малявочка гораздо дольше обходится без кислорода. Еще слабы тоны сердца, но это характерно для нынешнего состояния, еще слышны хрипы по всем легким, но есть положительная динамика. Вот так!
Т.Н. сказала, что для Маши на первом году жизни главным врачом будет не педиатр, а невропатолог, и нужно очень серьезно относиться к его рекомендациям. Я спросила про М. Она сказала, что это хороший специалист. Ну что ж, будем прилично платить за прием.
К Маняше в бокс подселили соседку. Ее помнит и Володя по роддомовской реанимации: лежавшая в соседнем с Машей кювезе недоношенная семимесячная девочка с биркой «Н-ва». Ее мордочка по сравнению с Машиной мордахой кажется ужасно маленькой и коричневой, как у обезьянки — желтуха. Обе девчонки лежат теперь с кислородными грушами у носа и капельницами, торчащими из головы.
В нашей материнской сегодня царит атмосфера пионерского лагеря: общаемся, смеемся и ждем клича на обед. Полная, жизнерадостная Оксана решила рассказать «интересную историю»: «Представляете, когда я в т-м роддоме лежала, такую картину видела! Идет по коридору священник в парадном облачении, за ним другой Библию и какие-то вещи несет, а дальше — трое взрослых, в одноразовых голубых халатах. Они в реанимацию пошли, а я туда заглянула. Там ребенок умирал, так страшно смотреть! Лежал весь-весь в проводах, с маской и хрипел. И аппаратура тикала. Так и не узнала, что стало с тем ребенком, которого разрешили „на всякий случай“ окрестить. Мы с девчонками в роддоме об этом тогда два дня разговаривали».
А я ей ответила спокойно: «Не волнуйся, моя дочка достаточно неплохо себя чувствует. Крестили ее муж, свекровь и подруга. Я тогда еще в реанимации оставалась и вставать после операции не могла».
…На другом конце этажа, оказывается, есть еще одна материнская комната. Не знаю, специально или нет, но там подобрались оригинальные мамочки: 17-летняя девочка, которая родила от своего сожителя, работающего в передвижном зоопарке «Сафари»; 20-летняя гуляка, которая еще не решила, отказываться или нет от ребенка; вечно матерящаяся мать, которая к своим 25 годам родила шестого ребенка. Ее предыдущие дети умерли от водянки головного мозга, а шестой выжил, но у него заячья губа и волчья пасть.
…Завтра Володя выходит из отпуска на работу. Пусть хоть на работе отдохнет от каждодневных метаний по городу. Вечером мне было доложено, что Даша на гимнастике научилась лежа на животе доставать носочками голову. Да уж, Маняше многому придется научиться…
Человек ко всему привыкает, и я привыкла к длинному полутемному арочному коридору, безвкусной столовской еде в 9, 13 и 16 часов, слову «пост» (наша Маняша по-прежнему находится на десятом сестринском посту), постоянно меняющимся медсестрам (среди них есть самая заботливая и потому любимая) и врачу Т.Н., которая оказалась совсем не суровой. Н.В. в роддоме пыталась выглядеть доброй и человечной, а Т.Н. мало говорит, но много делает. Мамочки ее обожают, говорят, что мне здорово повезло с врачом.
Я поняла, что напоминает наше отделение для недоношенных младенцев — католический монастырь. Арки в коридоре, отсутствие суеты, служение медсестер и почасовые сцеживания — вместо регулярных молитв.
Вчера Маше делали УЗИ головного мозга на переносном аппарате. Кровоизлияние первой степени, увеличение желудочков мозга, повышенное внутричерепное давление… Я уже привыкла к новым медицинским сводкам, но зато мы имеем «отлично сформированные мозги»!
По поводу наших конкретно перспектив Т.Н. ничего обещать не может. Пояснила только, что около 30% детей с поражением центральной нервной системы восстанавливаются полностью, 30% внешне здоровы, но имеют последствия в виде гиперактивности, плохой успеваемости, утомляемости или головных болей. А у оставшихся 30% возможны более серьезные проблемы в будущем… По ее словам, меня должно волновать не столько кровоизлияние в мозг, сколько последствия гипоксии, которая для новорожденных очень опасна.
Не знаю, но, глядя в умные Маняшкины глаза и слушая свою любимую медсестру («это уже совсем другой ребенок по сравнению с поступлением»), я верю, что все на свете можно вылечить и восстановить, ведь не зря Марья столько перенесла и выстрадала.
Люблю бежать, шлепая тапками, в «бутылочную» за стерильной бутылочкой для молока, сцеживаться, относить молоко и смотреть через стекло, как кормят моего ребенка. Пусть даже через зонд, который мне все время хочется вытащить, так неприятно он смотрится.
Сегодня, кстати, Маше дали подержать во рту соску, она что-то даже из нее вытянула, а остальное, как всегда, скормили через зонд. Кстати, при виде соски у Маши сделались жутко недоумевающие глаза. А съела моя «лапочка-дочка» уже 22 мл!
Сегодня мне удалось два раза подержать на руках нашу пушинку весом в два килограмма двести граммов. Это было в 23 часа и в пять часов утра, пока медсестра меняла пеленки в кроватке. Эмоции были такие сильные, что я потом минут по тридцать не могла уснуть. Я ведь ни разу не держала своего ребенка на руках! Вся Маняшка помещается между локтем и запястьем, внимательно слушает мой голос и явно довольна, когда я прикрываю ей глаза от яркого света, который горит в боксах постоянно.
Вовке тоже достается возможность наблюдать Машкин рост: он отметил, что обкаканных пеленок, которые я передаю для домашней стирки, стало гораздо больше.
Сегодня часок погуляла в парке у больницы. Одной гулять грустно и неинтересно: в осеннем мокром пейзаже ощущала себя чахоточной тургеневской девушкой. Но польза от свежего воздуха все-таки была: я нагуляла аппетит и всласть помечтала — о будущей дружбе наших девчонок, о Маняшкиных талантах, о… Не буду загадывать, ведь моя младшая дочь — ребенок «без гарантии».
«Молился истово. Он все делал истово. Молитва избавляла от чувства бессилия. Больше ничто не может помочь, только чудо… Если бы он что-нибудь мог сделать, чем угодно выручить… Он вдруг обнаружил, как дорог ему сын. Наука, успехи, истина, открытия — все, что так занимало, что, казалось, составляло смысл жизни, — все растаяло, рассыпалось ненужной шелухой. Не остается никаких ценностей, когда дело доходит до жизни ребенка… Как он мог ранее не понимать этого, считая детей само собой разумеющимся приложением к браку?» Эту фразу я только что вычитала в книге Даниила Гранина «Зубр». Когда книга, картина, фильм нравятся и пробивают насквозь? Когда они соответствует твоим самым сильным и сокровенным переживаниям. Эти слова поразили меня стопроцентным попаданием в истинность. Когда плохо твоему ребенку, все уходит на второй план.
В голове снова мелькают обрывки ночи 10-11 октября в реанимации роддома: красное тельце под ярким светом, страшные хрипы, темный коридор, ярко подсвеченный аквариум, пустая лестница под ординаторской и репродукция «Девы Марии с младенцем» между этажами. Откуда берется бешеная любовь к человеку, которого несколько дней назад не было, который был просто твоим большим животом? Вот это главное в жизни, а остальное — второстепенные детали.
…На улице ночь. Перешли на зимнее время. Сегодня после 3.00 в нашем отделении царила путаница — по какому времени кормить? На нашем посту сейчас дежурит молоденькая казашка Гуля, зубрит какой-то медицинский учебник. Я отнесла Маняшке молоко и договорилась с Гулей, что после капельницы она даст подержать Манюню на руках.
Когда я возвращалась обратно в материнскую, навстречу спешила процедурная медсестра с двумя полными шприцами в руках для капельницы. Я сказала: «Наверняка это моей подарочек». Она ответила: «А кому ж еще?» Что-то мы долго не уходим от двух капельниц в день и кислородной груши. А еще есть таблетки и уколы. Лучшая Маняшкина защита — крепкий сон после пары-тройки гневных воплей.
Сегодня к 12 ко мне съехались и Володя, и родители, и Дашуня. Дарья, потыкав меня в живот, выдала: «Я проверила, там уже никого нет». А потом начала клянчить: «Покажи сестренку!» Пока я одевалась, чтобы погулять, она носилась под солнцем во дворе больницы — «на старт, внимание, марш!», а когда я вышла, схватила две палки и, подгибая одну ногу, прыгала «на костылях» по замерзшим лужам. Я смотрела на нее и вспоминала слова детсадовского логопеда: «У вас очень развитый ребенок». Потом развитый ребенок сунул мне пучок травы со словами «отдай своей внучке». Имелась в виду Маня.
Продолжение следует…
Источник: